Я не помню, что это был за день. Не помню, просто так мы тогда приехали или был повод.. Наверное, просто так. Не важно. Мы с ним перед домом водой из шланга обливались. Было жарко, хотелось освежиться. Я была в ярко-голубом топе (старый, лямки растянуты, поэтому я завязывала их узлом на плечах) и шортах. Он в трусах (которые были очевидно в пару-тройку раз старше не то что моего топа, но и, очевидно, меня самой))) Он держал шланг так, чтобы вода била вверх фонаном мелких брызг. Я смеялась и закрывала глаза, подставляя лицо под струи. Он улыбался. А остальные стояли на веранде и кричали, что мы в своей мокрой одежде устроили порнографию. Наверное, так оно и было. Я не знаю. Было плевать. Чтобы посмотреть на одежду, нужно было опустить глаза, а зачем это, если над нашими головами в крошечных капельках воды преломлялся солнечный свет и получалась радуга...
/---/
Сейчас я с середины предыдщуего абзаца увидела, что вместо "он" начала писать "ты". Пришлось править...
/---/
Я всегда срывалась с работы, когда был хоть малейший намек, что нужно куда-то поехать. Точнее отвезти кого-то куда-то))) Я всегда соглашалась. Даже с радостью. Которую, правда, тщательно скрывала. И нет, я радовалась не только потому, что я обожаю водить машину, а тем более по той дороге, по которой так часто возила тебя))) Ну то есть до того как... До того как маршрут слегка поменялся и я уже бросала взгляды на пассажирское сиденье не чтобы поймать выражение твоих глаз, а чтобы удостовериться, что у тебя все хор... Ну не суть. До того мы чаще всего ездили по маршруту, который пролегал вот через этот мост:
Я любила громко слушать музыку. Да и сейчас люблю, что уж там)) И какая разница, что пассажиры с ума сходили под конец пути, когда я в сотый раз подряд подпевала Келли Кларксон под убийственную песню WHYYAWANNABRINGMEDOWN. Да, тем летом это был мой персональный дорожный хит угу) И когда пассажирка сзади возмутилась громче обычного, я похимичила с системой и злобно зыркнула на нее в зеркало заднего вида. Она спросила - и что?? Ты (о, ты ж тоже терпеть не мог этот вой! еще как. и мой, и мисс Кларксон. а уж когда мы надрывались дуэтом.....)))) резко повернулся - что-что, колонки она тебе там сзади отключила, вот что. После этих слов я даже звук убавила. Он мешал думать. Например о том, как именно ты узнал, что я сделала, если впереди звук не изменился, сзади она ни черта не поняла, а что в машине в принципе есть такая функция ты однозначно знать не мог. И пока я думала о сюрреалистичности этих глубоких познаний в стереосистемах иномарок, мы как раз уже приехали..
/---/
Еще раньше той первой сцены со шлангом была сцена с танцами. Он танцевал со мной. Не в шутку, как это обычно бывало, а серьезно, как галантый кавалер с достойной дамой. Песня была его людимой. Ленард Коэн. Dance Me To The End Of Love.
Здесь я, отступая от темы, просто для себя (как будто тут все не просто для меня, в закрытой-то записи)))), хочу вспомнить прочитанный мной (и сейчас снова благополучно найденный) перевод отрывка из интервью самого Коэна об этой песне. Перевод скорее всего принадлежит хозяйке ЖЖ Наталье Цымбаловой (о эти копирайты.... как сложна жизнь...))) «Любопытно, как начинаются песни, поскольку в происхождении каждой есть какое-то зерно или семя, которое тебе кто-то передает, или мир тебе его вручает, и поэтому процесс написания песни так таинственен сам по себе. Вот эта появилась из того, что я где-то слышал или читал, или знал, что в лагерях смерти возле крематориев -- в определенных лагерях смерти, то есть -- заставляли играть струнный квартет, пока происходил весь этот ужас, и то были люди, кому этот ужас тоже предстоял. И они играли классическую музыку, пока их собратьев-заключенных убивали и сжигали. Поэтому вот эта музыка -- «Скрипкою пылающей к себе меня веди» -- означает, что там есть красота окончательного оформления жизни, конец этого существования и элемент страсти вот в этой консуммации. Но язык здесь -- тот же, каким мы пользуемся, сдаваясь своей возлюбленной, поэтому песня... Не имеет значения, будет ли кто-нибудь знать весь генезис этой песни, поскольку язык в ней -- из того же источника страсти, он сможет обнять любую страсть» (интервью радио CBS 26 августа 1995 года).
Ну так о чем это я... А! Танец. Это сняли тогда на видео. Я его ни разу не смотрела. Зачем.. Лучше, чем помню, все равно не будет. А года полтора назад я специально скачала этот трек с интернета. Включила. Ты подошел, сел рядом. Я сказала - твоя любимая? То есть нет. Не так. Я сказала - твоя любимая. Ты сказал, что уже нет. Устарела. Я промолчала. Удивилась. Очень.
/---/
Еще помню, ты (по фигу, все равно везде просится это "ты", пусть будет) любил Игги Попа. In the death car. Тебе напоминало какие-то еврейские мотивы)) Очевидно это к лучшему, что ты не знал исполнителя)) Как это все же переводится...? "В сломанной машине", "В машине смерти" ..."В гробовозке"??? Как-то никогда не задумывалась... Не помню текст, надо бы послушать как-нибудь.
/---/
Еще руки холодные. Очень. Как ледышки.
/---/
Ты всегда любил читать. Я купила книгу. Гринвичский меридиан. Я не читала. Ты прочел. Сказал - так себе. Я не читала её до сих пор. А вот тот короткий рассказ Татьяны Толстой, что я тебе распечатала на работе, тебя не впечатлил, а мне понравился. Может, и меридиан стоит моего внимания. Но вряд ли.
/---/
Я их всех презираю. Каждый кирпич этого здания, каждый подоконник на котором сидела. Чертов низкий раздолбаный диван в коридоре. Каждого человека, что там был. Я мыла ведро в какой-то грязной странной комнате с ванной. А тебя выгнали в коридор. Прямо так. Сразу после всего. Просто выставили. Я подошла потом, и ты спросил - почему так долго, зачем было это все намывать. Ты опирался на стену. Потому что чертов диван был низким. И до меня только тогда дошло, в каком я была ступоре, и что эта стерва просто воспользовалась ситуацией, сунула всё мне в руки и ткнула пальцем, куда тащить. Хотя это была её работа. Ей было противно. Мне нет. Ни секунды. Она была противнее. Хотя я ее ни на грамм не запомнила. Скорее всего, даже не посмотрела. Запомнила тебя. В этом коридоре. Возле чертова низкого дивана.
/---/
В книгах у напыщеных авторов бывает встречается жутко пугающая меня своей обреченностью и беспросветностью фраза типа "Она замолчала, и он так никогда и не узнал..." или "Но тут вошел Джон, и ей так и не суждено было увидеть, чем всё закончилось..". Было прощенное воскресенье. Я сидела в комнате, ты - в соседней. Но прямо напротив меня, через коридор. Метрах в восьми. Я крикнула - прощаешь????? Ты промолчал. За тебя ответили. Ну ты вроде как не расслышал. Этим летом в Геленджике мы с ними пили дешевое вино (точнее они пили, я висела в аське с телефона) и где-то на середине мероприятия я вспомнила этот эпизод. Вроде бы про тебя разговор тогда завели они. Само собой они. Уж точно не я. Меня убедили, что ты тогда конечно же простил. Конечно же. Но ведь я тебя не переспросила. Хотя могла. Спорим, мне было просто страшно, что свое "конечно!" ты скажешь без должного энтузиазма... Поэтому я промолчала. "И ей так и не суждено было узнать.."))))) Ну да. Я извинилась еще раз. Позже. На полгода позже. Потому что меня заставили. Потому что такой обычай. Я жалею. Ведь ты уже не мог ответить. Мне не нужно было говорить слов, которые не хотелось сказать самой. А говорить не хотелось вообще. Зато я убрала варежкой снежинку с твоих ресниц. Она мешала.
/---/
Никому этого никогда не говорила. Но я помню, что самое последнее ты сказал, обращаясь напрямую ко мне. "Как сажа бела". Тупой вопрос "как дела", правда? Он вообще тупой, но если его можно сделать максимально тупым, то в этом меня никто не переплюнет. Больше-то уж точно.
/---/
Я не видела тебя год. Сегодня уже год. Ровно. Я все еще ненавижу кладбища. Угу. Идиотизм. Не моя ненависть, а они. Все эти дорожки-ограды-фотографии. Твоя могила по глупому стечению обстоятельств записана на мое имя. Я официально главный ответственный за твои два метра дорожек-оград-фотографий. Вот уж где ирония. Бесят традиции. Я улыбаюсь каждый раз, когда о тебе думаю. Но там просто останавливаюсь на дороге напротив и сижу, даже не выходя из машины. Никаких эмоций. В основном, я читаю.